— А то какъ-же. Вотъ всѣхъ друзей моихъ приглашу къ себѣ на обѣдъ, сюда, а тамъ ужъ будетъ тетенька Соломонида Сергѣвна распоряжаться. Нешто возможно вмѣстѣ! Васъ попрошу сюда съ матушкой пожаловать. Отца дьякона съ супругой. Лѣсничему Ивану Галактіонычу Кнуту надо записку послать. Старшину… лавочника Молочаева, мельника, повитуху нашу, учительницу. Этихъ всѣхъ сюда.
— Писаря не приглашайте. Фанаберіи много въ головѣ, а толку мало, — шепнулъ отецъ Іовъ.
— Нельзя. Онъ мнѣ облаву устраиваетъ, бабъ въ лѣсъ сгонитъ.
Отецъ Іовъ взялъ чашку съ борщкомъ и нюхалъ.
— Что значитъ поварская-то стряпня! Ароматъ… — произнесъ онъ. — Это какъ называется? Не супъ де шассеръ?
— Борщокъ, — отвѣчалъ Самоплясовъ.
— Борщокъ, борщокъ. То-то свекольникомъ-то отражаетъ! То борщъ, а это борщокъ.
— Повара, говорятъ, и изъ черепахи могутъ такой супъ приготовить, что языкъ проглотишь, — сказалъ учитель.
— А то какъ-же… Супъ тортю… первая гастрономія… — откликнулся хриплымъ басомъ Koлодкинъ. — А только его можно и не изъ черепахи соорудитъ. Тотъ-же вкусъ.
— А изъ чего?
— Бычьи хвосты и телячья головка.
— Ну, такъ вотъ ты и сооруди, Колодкинъ, къ поминальному обѣду, — отдалъ приказъ Самоплясовъ.
— Нельзя, ваше степенство.
— Отчего?
— Не полагается. Не законное меню выйдетъ. Для поминальнаго обѣда идетъ по положенію или супъ прентаньеръ или уха… Иначе фасонъ обѣда испортишь, — далъ отвѣтъ Колодкинъ.
Подали второе блюдо: шофруа.
Колобки и стопочка шофруа изъ дичи, какъ неизвѣстное блюдо, произвели на гостей недоумѣвающее впечатлѣніе, чему очень радъ былъ Самоплясовъ. Даже докторъ Клестовъ, положивъ себѣ на тарелку этого кушанья, разсматривая его, произнесъ:
— Фу, какая мудреная ѣда! Не знаешь даже, какъ ее и ѣсть — вилкой или ложкой.
— Любимое мое кушанье, Гордѣй Игнатьичъ, — отвѣчалъ Самоплясовъ, сіяя отъ удовольствія. — На манеръ студня это.
— Ври больше! — ядовито ухмыльнулся Холмогоровъ. — Даже сравненія-то сдѣлать не умудрился… На манеръ студня! Похоже!
— Ну, не такъ сказалъ. Ну, что-жъ изъ этого? А все-таки послѣ водки ѣда чудесная.
— Мудрено, дѣйствительно мудрено состряпано, — покачивалъ головой отецъ Іовъ, пробуя кусочекъ. — Какія ухитренія, подумаешь, производятся для потѣхи чрева. А все-таки вкусно… деликатесъ.
Учитель ѣлъ молча. А докторъ опять сказалъ:
— Дивлюсь я на тебя, Капитонъ, какъ это ты успѣлъ такъ въ короткій срокъ насчетъ хитроумной ѣды насобачиться! Вѣдь всего только полгода, какъ отецъ твой отошелъ къ праотцамъ.
— Вотъ мой учитель и наставникъ, — указалъ Самоплясовъ на Холмогорова.
— Поди ты! По прежнему ты въ дѣлѣ вкуса эѳіопомъ остался! — махнулъ рукой Холмогоровъ.
— Конечно, мнѣ до тебя далеко, устрицъ ѣсть не могу, но все-таки я много того… — отвѣчалъ Самоплясовъ.
— И не моги! — кивнулъ ему докторъ. — Лучше будетъ, много лучше. Вспомни, какъ мы съ тобой по болоту въ прошломъ году за утками бродили, и ты бралъ съ собой на закуску ватрушку съ брусничнымъ вареньемъ теткиной стряпни. — Капитоша съ ватрушкой куда проще и милѣе былъ. Чего улыбаешься? Да… Я правду говорю… Простота и естественность, братъ, лучше. А теперь ты какой-то не настоящій, вывернутый, какъ я посмотрю…
— Знаете, вѣдь и я съ вами согласенъ, хоть и считаюсь его менторомъ, — поддакнулъ Холмогоровъ. — Что правда, то правда…Именно выверченный. Стремится къ лаку и полировкѣ, а на самомъ дѣлѣ въ какую хочешь галандру его пускай, все равно шершавымъ останется.
Самоплясовъ первое время оказался какъ-бы облитымъ водой отъ этихъ словъ и нѣсколько пріунылъ, но хвативъ, большую рюмку мадеры, черезъ минуту спрашивалъ Холмогорова:
— Баринъ! Господинъ профессоръ по части ѣды и выпивки! Какого вина гостямъ послѣ шофруа-то предлагать? Послѣ рыбы бѣлое идетъ, послѣ мяса красное вино, ну, а послѣ холоднаго изъ дичины что полагается по астрономіи?
— Гастрономіи, а не астрономіи, — поправилъ его Холмогоровъ. — Астрономія звѣзды небесныя…
А я какъ сказалъ? Я и сказалъ гастрономіи, поправился Самоплясовъ, вспыхнувъ.
— Нѣтъ, ты сказалъ: астрономіи. Ну, значитъ ошибся, значитъ перепуталъ.
— Я всегда эти слова перепутываю. А астрономія я знаю, что звѣзды… Вѣдь у меня-же есть труба небесная… здѣсь… стола привезена. Такъ какое-же вино по ас… то бишь; но гастрономіи?
— Какое хочешь. Нѣтъ указаній. Какое кому по вкусу… Можно даже венгерское пить.
Холмогоровъ сказалъ это съ важностью и чувствомъ своего достоинства.
— Господа гости! Рыбы у меня нѣтъ. Обѣдъ сегодня безъ рыбы! — воскликнулъ Самоплясовъ. — Такъ выпьемъ рейнвейнцу… Гастрономія ничего объ этомъ не говоритъ.
— Безъ мудреныхъ словъ, Капитоша, безъ мудреныхъ… — предостерегалъ его докторъ. — Говори проще… Будь прежнимъ Капитошей, а то я тебя не узнаю.
А Самоплясовъ, не слушая его, уже разливалъ гостямъ по рюмкамъ рейнвейнъ.
Въ концѣ обѣда, послѣ сладкаго, Колодкинъ подалъ кофе и фрукты. Самоплясовъ принесъ ящикъ сигаръ и, предлагая доктору одну изъ нихъ, сказалъ:
— Настоящая Гавана-съ… Я такъ, Гордѣй Игнатьичъ, разсуждаю, что если кто хочетъ угостить своихъ пріятелей и въ силѣ, то отчего не угостить по настоящему! — похвастался онъ и тутъ-же прибавилъ:- Но сегодня у меня конфузъ: обѣдъ безъ рыбы… Конечно, обѣдъ незваный, но безъ рыбы… И вы, гости дорогіе, меня извините.
— Полноте, полноте… Какъ вамъ не стыдно! — заговорилъ отецъ Іовъ. — Закормилъ на славу, да еще извиняется! Пиръ Лукула, а онъ извиняется.